Поход за Жар-птицей

Фотографии в соответствующем альбоме.

Прикидывая маршрут, я вёл переписку с сотрудницей отдела туризма Администрации г. Южа. Вместо эпиграфа привожу выдержку из её письма: «…Иван! Повторяю, данная дорога отсутствует, перед посёлком Моста проходит болото Светленькое, через него Вы не пройдёте - нет моста (сгорел); дорога вся перепахана «батлерами», кругом рвы и ямы. Если всё-таки рискнете, сообщите местному МЧС, где вас искать, мобильники в том районе не работают. Желаю удачи».

Итак, почему, собственно, Южа? А вот почему. У меня есть карта-двухкилометровка Нижегородской области и приграничных районов соседних областей, разбитая на листы. Мой любимый лист «Гороховец-Фролищи» был свёрстан так, что Южа оказалась в его самой дальней, северо-западной, точке и являлась, таким образом, своеобразным «краем географии», краем неизведанным и манящим.

После первого и второго похода на Кщару захотелось двигаться дальше и вот, выкроив время в перерыве между слётами и лагерями, наведя справки в интернете, я отправился в дорогу.

Южа – город в Ивановской области, население 13 500 человек. Первые поселения на месте современной Южи известны с начала XV в. В дарственной грамоте князя Пожарского от 1557г. упоминается Южский рубеж. По этому рубежу и получило название село Южа. По одним источникам топоним представляет собой русское прилагательное от финно-угорского «юг» или «юга» - река, по другим «юзга» - болото, топкое место.

В село Мугреевское на территории нынешнего Южского района некогда прибыло посольство, просившее князя Пожарского возглавить поход народного ополчения на Москву (версия).

Герб города и района связывает воедино всё, чем гордится южская земля: красный цвет – это жизнеутверждающая сила, мужество, праздник, красота; жар-птица аллегорически напоминает о знаменитом центре лаковой миниатюры, художественной вышивки и иконописи – селе Холуй (8 км от Южи), а так же символизирует высокое мастерство, достоинство. Изображение жар-птицы, подобное орлу на печати князя Дм. Пожарского, замыкает связь времён, а серебряный русский шлем (ерихонка) – знак защиты и сохранения – относит нас ко времени ополчения 1612 года.

Недалеко от Южи находится село Хотимль – родина предков писателя А.П. Чехова.

Город образовался в связи с развитием бумагопрядильной фабрики купцов Балиных, построенной в 1860-х на берегу озера Вазаль.

Про островки ГУЛАГа в дремучих южских лесах, финских военнопленных и советских заключённых рассказывать ничего не буду.

На территории Среднерусской Карелии (таково неофициальное название Южского района) расположено около пятидесяти озер и более ста болот, имеются важные археологические памятники, доказывающие существование в этих местах древних людей.

Паровозик Нижний Новгород-Фролищи (оказывается, по-умному он называется рельсовый автобус) повёз меня к точке старта - к месту схождения границ Нижегородской, Ивановской и Владимирской областей (да-да, именно возле пос. Фролищи встречаются сразу три области).

В 20.00 я выгрузился и пошёл по песчаной дороге к монастырю; миновал белые стены и алеющие в закатных всполыхах купола, спустился к мосту через Лух; поприветствовал комаров, поприветствовал рыбаков и байдарочников, поприветствовал невесть откуда взявшихся в этой глуши гастарбайтеров и стал удаляться в лес.

За два года, что я не был в этих местах, дорога ничуть не изменилась; на одной из просек появилась, правда, новая ЛЭП, да ещё больше покосились столбы с плакатами «Берегите природу!». Лоси, утки и лисы в этот раз не хотели видеть меня и прятались в чаще; лишь одна крошечная змеюка переползла дорогу передо мной.

Спустилась ночь.

Спустилась она быстро – закат утонул в набежавших тучах, луны не было, и уже часов в десять я шёл в полной темноте.

Запах болот, ночные звуки, шорохи и липкий туман проверяли психику на прочность, не давая расслабиться. Какая-то ночная птица, уводя от гнезда, изображала из себя раненую: то и дело приземлялась передо мной, несколько секунд волочила крыло по земле, затем пролетала вперёд метров пять и снова повторяла спектакль.

Вскоре на столбе впереди показались неясные контуры какой-то таблички. Подойдя к ней, я чуть не вскрикнул от удивления (вернее вскрикнул, но как именно, не скажу). Часы показывали 23:20, а на табличке было выведено «Санхар». 21 км пути я преодолел за три часа двадцать минут. Ночью. С грузом. Чтобы убедиться, что я не надышался болотных испарений, и это действительно Санхар, я прошёл метров двести вглубь посёлка, посмотрел на свет в окнах и вернулся на окраину для ночлега; поставил палатку, сгрыз сухарь, путешествующий со мной ещё с Севастополя, и уснул, не раздеваясь.

В 7:00 будильник ласково сообщил, что пора двигаться дальше; затем он сообщил это в 7:05 и в 7:10, поэтому в 7:30 я вылез из палатки.

По небу ползла какая-то серая гадость, в воздухе висела водяная пыль. Очень захотелось залезть обратно, завернуться в спальник и уснуть, но вместо этого пришлось сложить палатку, увязать рюкзак и снова отправиться в путь.

Самый чистый колодец в Санхаре находился возле дома лесников. У них же я хотел узнать, проходИм ли мой маршрут в принципе.

Пришло время рассказать, как я вообще хотел добраться до Южи.

Путь Фролищи-Санхар-оз. Кщара был мне знаком – я уже ходил по нему два раза. От восточного берега Кщары начиналась terra incognita.

Я должен был обойти Кщару с юга, пересечь Кщарский исток и дальше лезть через болота примерно 6,5 км строго на запад до пересечения с веткой узкоколейки Буринского торфопредприятия. Затем по этой ветке я собирался идти почти строго на север 14-15 километров опять же среди болот до пересечения с дорогой Моста-Южа, которая ещё через 11 км привела бы меня в сам город. Конечно, карта подсказывала и безболотные варианты прохождения по лесным дорогам, но это же скучно, правда?

Я вошёл в спящее селение, в котором мне были рады только гуси, гоготавшие за забором и пара дворняг. Сразу стало понятно, что лесники спят глубоким сном, и вылезать в серую хмарь под порывистый ветер ради меня они вряд ли согласятся.

Я потоптался возле калитки и, решив, что запасусь водой на Кщаре, пошёл умываться на оз. Санхар.

Обычно встречавшее меня спокойной гладью озеро, в этот раз было больше похоже на мутную лужу. Я умылся, закусил какими-то конфетками, кивнул местному мужику с собакой по кличке Вова, и пошёл на Кщару знакомой, почти родной дорогой, увязая в песке.

Из дичи мне встретились, оба раза напугав неожиданным появлением, пара глухарей, взлетевших с каким-то бешеным ускорением, ломая ветки, и крупный заяц, удравший от меня по грунтовке с громким топотом.

Пейзаж по дороге на Кщару был таким же удручающим, как и два года назад: всё тот же серый от пепла песок и торчащие обгоревшие остовы сосен. Где-то там наверху считается, что лес – возобновляемый природный ресурс. Это бред. Мы столько не живём, сколько он возобновляется.

В 9:50 я был на Кщаре. «Адскую дорогу», оставившую неизгладимый след в моей душе после предыдущих двух походов, по холодку я преодолел примерно за час.

Отдохнув на берегу и прикинув по карте, сколько в этой terra всякого incognita, я начал обход озера. Вдоль выгоревшего южного берега Кщары дороги не было. Я брёл, спотыкаясь о скрытые в траве сосны, свалившиеся во время пожара, фотографировал себя, плавучий остров, себя на фоне плавучего острова и пытался найти сотовую связь, чтобы отправить смс-ку (у меня была договорённость с другом, что буду смс-ить ему и периодически извещать о своём местонахождении).

Тем временем снова вышло солнце, ветер стих, и стало жарко. Примерно через час я взобрался на какой-то холм, с которого, во-первых, сумел отправить сообщение («Нижегородская Сотовая Связь» уверенно «била» на 20 км вглубь Владимирской области), а во-вторых, приметил отличное место с мостками и костровищем на берегу небольшой заводи, укрытой лесом.

Примеченная стоянка в камышах и впрямь оказалась превосходной – какие-то добрые туристы оставили здесь запас дров и соорудили стол со скамейкой.

Я разложил вещи для просушки, повесил котелок над костром, достал еду и, ожидая, пока закипит вода для б/п-шки, стал любоваться видами Кщары.

О красоте тех мест писал я, писали до меня, напишут и после, поэтому я лучше снова предложу всем сходить туда и самим всё увидеть.

Моё любование гладью озера и сладкое ощущение, что я один в этих дебрях, было прервано неожиданно долетевшим до меня фырчанием мотора. Звук приближался, и вскоре из леса выкатился УАЗик-«буханка».

«Началось, - подумал я, - в этих дебрях я совсем не один, и это какая-нибудь лесоохрана. Сейчас я буду делать большие глаза и рассказывать дяденькам, что про разведение костров в заказниках (в сухом сосновом лесу в пожароопасный период) я ничего не знал, и что пятьсот рублей у меня с собой просто на всякий случай, а вовсе не для них».

Но всё обошлось. На УАЗике приехал классный мужик с женой и сыном. Мужика звали Женя. Для своих шестидесяти лет он был очень бодрым и подвижным. Его детство прошло в Вязниках, находящихся в относительной близи от Кщары, поэтому до сих пор он каждое лето приезжает из столицы на это место с семьёй. Приезжает отдохнуть и заодно накопать торфа на старых разработках, чтобы потом продать его по 100 руб. за мешок.

Женя рассказал про местного егеря Мишу, который живёт в доме на западном берегу Кщары, про его житьё без электричества и благ цивилизации, поведал московские новости, дал несколько дельных советов по карте.

Я уничтожил свой завтрак, попутно рассказав Мише про родной город, и наполнил бутылку литром кипячёной озёрной воды.

Чтобы не стеснять семью, я решил уйти подальше и искупаться. Мы тепло попрощались, и я направился в сторону истока.

Пробираясь вдоль берега, я угодил в лосиный туалет (по-другому не назовёшь) – в небольшой роще на земле лосями было оставлено десятка полтора характерных возвышений.

Метров через триста нашлось ещё одно неплохо оборудованное место со столом. Я раскинул палатку для просушки и полез купаться. Жалко, что плавки остались дома, зато какое единение с природой! Попутно, пользуясь случаем, вымыл голову. С мылом. В зоне строгой охраны карстовых озёр. Я больше так не буду, честно-честно.

В 13:45, обсохнув и утянув рюкзак, я продолжил свой путь и вскоре дошёл до Кщарского истока, о котором мечтал два года. Он представлял из себя очень красивый широкий лесной ручей с чистым песчаным дном и поросшими папоротником берегами. То тут, то там берега истока соединяли стволы упавших деревьев, образуя многочисленные «мосты», по одному из которых я и переправился.

Начиналась самая интересная часть путешествия. Выбравшись из низины, по которой тёк исток, я подошёл к первому попавшемуся столбику-указателю лесных кварталов, чтобы сориентироваться. От столбика в разные стороны отходили три дороги. Сам собой вспомнился витязь на распутье, только в моём случае выбор был не самый сказочный: прямо пойдёшь – в болото попадёшь, налево пойдёшь – в болото попадёшь, направо пойдёшь – витязь, а ты в своём уме?..

Компас намекнул, что желательно идти в болото, которое лежало прямо по курсу, то есть на запад, и мне оставалось лишь согласиться с ним, выбрав из трёх зол попутное.

Болота занимают 22% площади нашей страны. Эти огромные резервуары выполняют несколько важных функций. Во-первых, они, как и леса, считаются лёгкими планеты. Болота запирают в себе неразложившуюся органику в виде торфа, не дают ей распадаться и выпускать освободившийся углекислый газ в атмосферу. Во-вторых, болота – это мощный естественный фильтр воды. Дожди, растворившие в себе промышленные выбросы, пыль, сажу, вредные окислы и прочую дрянь, попадая в болото, фильтруются им, превращаясь на выходе из массива в чистую воду. Кроме того, крупные болотные системы являются регулятором климата, забирая избыток тепла летом и отдавая его зимой.

Вот по такой важной и полезной части Родины зачавкали мои кроссовки. Первые сто метров я, вооружившись слегой, шёл по мягкому мху, потом мох стал оооочень мягким, потом под ногами началась «манная каша», и я стал переступать с кочки на кочку, а ещё метров через семьсот слега сломалась, я сказал «да ну на фиг!» и впервые посмотрел вперёд.
Идти дальше не представлялось возможным – передо мной раскинулась качественное категорийное верховое болото. Великолепная топь в духе «А зори здесь тихие...». Фотографии, к сожалению, не передают её красоты и коварства – кажется, что вокруг только травка и мёртвые берёзки. Ничего подобного.
Ползти на пузе, волоча за собой рюкзак, жутко не хотелось, поэтому после недолгих раздумий я отпрыгал по кочкам назад на полкилометра до границы «манной каши», и стал аккуратно продвигаться на север по более-менее устойчивому покрову, ища пути обхода.
Через какое-то время я выбрался на песчаную дорогу, идущую в нужном направлении меж болот, со старым следом чего-то типа ГАЗ-66. Что ж, раз с болотом не заладилось, пойду по песку, это тоже не самое простое упражнение.
Минут через пятнадцать песчанка упёрлась в широкую протоку, соединявшую два больших болота. В чёрной медленно текущей воде не было видно дна, поэтому я разделся… эммм…. в нижней своей части, привязал одежду к верху рюкзака и стал потихоньку продвигаться вперёд.
Труселя чёрным флагом развевались за головой, кроссовки в такт шагам перестукивались у плеча, холодные брызги щекотали лишённый загара низ спины.… Как я был прекрасен!

Канаву-протоку удалось преодолеть без приключений. Солнце пекло от души. Не за горами была граница Южского района с его Жар-птицей, однако птиц не наблюдалось вообще, а вот жара хватало.
После протоки дорога шла среди болот по горелому редколесью. Я был по-прежнему один на многие километры, поэтому решил не одеваться и идти босиком, давая возможность высохнуть ногам и другим частям тела. Километра через полтора под ногами начали попадаться шишки, идти стало неудобно, и мне пришлось прекратить своё дефиле.
Редколесье сменилось густым лесом. Густым мёртвым лесом. Выгоревшие до макушек стволы сосен жались друг к дружке и, несмотря на ветер, оставались неподвижны - ветру не за что было зацепиться. Этот пейзаж с небольшими улучшениями я наблюдал почти до самой Южи. Чтобы долго не рассказывать, прилагаю карту лесных пожаров Южского района в 2010 г. (см. фотоальбом), вы сами всё поймёте.

Лесная дорога уводила меня всё дальше вглубь Ивановской области (где и когда я пересёк её границу – сложно сказать). Ноги увязали в крупном песке, солнце разошлось не на шутку. Я изредка сверялся с компасом, поглядывал на часы; дорога сильно петляла, поэтому, скорее всего, вместо чёткого запада, я шёл на запад-юго-запад.

С любым первым походом по маршруту у меня есть сложная ассоциация: это похоже на выстрел торпедой из подводной лодки (в кино часто показывают) – ты «выстреливаешься» в нужном направлении и знаешь, что примерно через такое-то время достигнешь цели; засекаешь время и ждёшь. Если в означенный час «попадания» не происходит, значит, ты промахнулся. Торпеда была выпущена с ошибкой.
В моём случае время давно уже вышло. Дорога беззаботно кружила, выводя меня то на пригорок, то на поросшее жухлой травой поле или большую поляну, то снова уводила в горельник.
В описании Клязьминско-Лухского заказника, по территории которого пролегал маршрут, есть такие слова: «Богат край разной живностью. Помимо волков, лосей, кабанов, лисы, зайца, ондатры, водятся в нем, ставшие редкими видами выдра, норка, куница, бобр, енот, барсук, глухарь, белая куропатка, серый журавль». У меня складывалось впечатление, что единственной «разной живностью» в этих местах был я.
Жар-птица жарила до обморока, воды оставалось граммов триста, а заветная узкоколейка всё не появлялась. Несколько раз попадались указатели охотхозяйства «Тополь» с картой границ.
Наконец, после очередного витка, я вышел на тенистый перекрёсток. Сзади осталась песчано-солнечная полоса препятствий, впереди виднелось продолжение извилистого пути, а влево и вправо, почти строго на юг и север соответственно, уходили прямые дороги. Пришёл!

Минут двадцать я лежал бревном на хрустящей хвое, приводя мысли в порядок. Оказывается, от истока до перекрёстка я брёл всего-то три часа; а мне казалось, что я потратил на это полдня – значит, припекло-таки солнышко – в пути я смотрел на часы и не понимал, что они показывают. Как и писали в форумах «местные», от узкоколейки осталась одна насыпь, и, судя по всему, я до неё добрался. Сразу появилась другая мысль: в советское время эта ветка была частью крупнейшей в стране сети узкоколейных железных дорог в границах Балахна-Фролищи-Вязники-Шуя. Что если я вышел на другую ветку этой огромной сети, не обозначенную на карте, и сейчас уйду по ней на какие-нибудь заброшенные торфоразработки?..
Я прожевал этот страх, успокоил себя и, оставив зарубки на сухих деревьях, пошёл на север.

Буринская ветка когда-то связывала одноимённое торфопредприятие с Южей. В настоящий момент она представляет собой обычную песчаную дорогу через лес на невысокой насыпи. Эта насыпь, заболоченные рвы рядом с ней и чёткий азимут 350 (изменяющийся потом на 340) – те немногие особенности, по которым можно отличить ветку от других дорог. Про следующие полтора десятка километров рассказать особо нечего. Насыпь шла упрямым курсом, изгибаясь всего два раза. По обе стороны от неё попеременно возникали то сказочно-болотные тундровые пейзажи, очаровывающие своей «васнецовостью», то пустоши лесозаготовок; периодически встречались пересечения с другими лесными дорогами. На одном из участков проходимая часть пути сужается до метровой ширины, потом превращается в еле заметную тропу, заросшую ландышем, а потом и вовсе упирается в обрыв очень красивого и глубокого оврага с отвесными стенами, метров шести глубиной, по дну которого течёт ручей из озера Поныхарь в озеро Заборье.
Чтобы миновать эту преграду, пришлось спуститься в овраг и перейти ручей по скользким брёвнам.

Тем временем солнце скрылось, подул ветер, и с юга, погромыхивая, меня стала догонять громадная тёмно-синяя туча. С утра я прошёл по песку уже около двадцати пяти километров, ноги гудели, и сил ускориться не было. Однако гроза отбушевала где-то восточнее, оставив мне лишь нудный моросящий дождь.
В 19:45 я вышел на пустынную гравийку Моста-Южа, прошёл по ней метров сто и, прячась от дождя, рухнул без сил на рюкзак в каком-то придорожном ельнике.
Густое сплетение еловых лап не пропускало ни капли, поэтому я довольно комфортно расположился, перевёл дух и сделал первые путевые записи.

Я лежал в тридцати метрах от дороги и чувствовал себя партизаном времён войны. Голодным и обезвоженным партизаном. Идти два километра, чтобы увидеть чудом уцелевший в 2010-м году посёлок Моста, как-то расхотелось, топать в сторону Южи тоже не было желания.

На часах светилось 21:20, у тучи кончился дождь, а у меня кончилась вода. По карте в пятистах метрах от меня находилось озеро Западное (кажется, правильно произносить с ударением на предпоследнем слоге), к нему я и направился, вооружившись котелком.

Обязательно побывайте на озере Западном! Приезжайте вечером. В сумерках, чуть подёрнутый туманом практически идеальный круг озера превращается в большое зеркало, отражающее небо. Молодой сосняк на берегах, чистейшую воду и белый - очень белый! - песок вы запомните на всю жизнь.

Я принёс воды, сварил на костре макароны, вскипятил чай и понял, что сегодня уже точно никуда не пойду.

Чтобы не мочить палатку ради одной ночи, я соорудил себе из елового сухостоя и лапника подобие кровати, бросил сверху коврик; протянул над этим всем верёвку и раскинул на ней тент от палатки.
В импровизированном шалаше мне удалось поспать часа четыре – ближе к утру болотные комары шумной толпой завалились в гости. Пришлось встать, попить с ними чаю и, умывшись на озере, собираться в дорогу.


Последний, тринадцатикилометровый, отрезок до Южи состоял из двух примерно одинаковых участков. Первый участок до развилки Южа-Новоклязьминское шёл по крепкой гравийной дороге. В пять утра движение практически отсутствовало, только лесовозы, порожние и гружёные пиловочником, периодически проносились мимо меня.
От указателя «Южа-Моста», в который, по всей видимости, выстрелили дробью все охотники Ивановской области, начинался второй участок. Асфальтовый. Только радости этот асфальт не добавлял, потому что следующие шесть километров, до самой Южи, нужно было идти в крутую гору.
К концу подъёма и, соответственно, к последнему, шестьдесят пятому, километру похода сил осталось только на пережёвывание конфетки, чем я и занялся, присев на автобусной остановке.

Проходившая мимо женщина с корзиной грибов сориентировала меня в плане южских достопримечательностей: «Ну, если только центр города посмотреть; это там…»

Первое, что мне встретилось, было озеро Вазаль с возвышающимся на противоположном берегу зданием мануфактуры купцов Балиных, благодаря которой в своё время Южа приобрела статус города.
Возле мостика через озеро я встретил громогласного неторопливого пузатого мужика.
- Добрый день, подскажите, что тут, в Юже, интересное есть?
- ….нулся что ли? Чего тут интересного?! Вон фабрика, там танк стоит… - пробасил мужик - Пойдём, провожу…

Мужик оказался «местным» до мозга костей и кладезем краеведческой информации. На его глазах город поднимался после трудных военных лет, расцветал во времена «оттепели» и «застоя», угасал в 90-е… Мы не спеша перешли озеро по мостику, свернули в какие-то закоулки, зашли в магазин, снова вышли на улицу и скоро оказались в «точке, с которой видно всю Южу». Мой экскурсовод всё рассказывал и рассказывал: про фабрику, про развалины барских складов для хлопка, про церковь, до сих пор восстанавливаемую после Советской власти, про школу искусств, бывшую раньше духовным училищем, про город в целом и его окрестности. Проводник говорил увлечённо, рубил руками воздух, загибал мятные обороты в семь колен; мне показалось, что он уже забыл, куда шёл, но прервать этот поток ценной информации было бы преступлением. Снова заморосивший дождь чётко давал понять, что Жар-птицу я не поймаю. Да и Бог с ней! Зато какой Жар-птах встретился!..
Выговорившись, мужик указал мне пару направлений, где ещё можно было что-то посмотреть, и мы простились.

Я прогулялся по улицам, впитал в себя воздух и настроение этого города, сфотографировал Вазаль, танк «Южский пионер» и ещё пару местных чудес, запечатлелся на фоне визитки «Южа – наш город» и отправился на вокзал.
Екатерину из Администрации, написавшую мне страшное предупреждение о топях и гарях, я тревожить не стал, лишь отправил ей смс-ку «Дошёл. Здоров. Пройти можно».

Потом была долгая тряска в автобусе до Шуи.
Город с куском мыла на гербе я чуть не проспал – выручил сосед, вовремя толкнувший меня. Вывалившись за одну остановку до автовокзала, я долго стоял, не веря своим глазам, перед громадной колокольней Воскресенского собора (высота 106 м), вознесшейся над невысокой Шуей, и у памятника расстрелянным священнослужителям.
На вокзале я сел в проходящий автобус и уехал в Город воинской славы Ковров.
Здесь в ожидании электрички гулял с фотоаппаратом часов пять; обошёл центр, запечатлел Спасо-Преображенский собор, собор Рождества Христова, музей, памятники оружейнику Дегтярёву и ветеранам боевых действий... В одном из парков больше всего порадовало название (прочтите быстро) – Парк экскаваторостроителей. Оказывается, Ковров – это ещё и родина первого советского экскаватора.
На площади Свободы (бывшей пл. Александровской, бывшей пл. Ильинской) внимание привлёк стенд с фотографиями. Благодаря им я узнал, что раньше на постаменте, где сейчас торчит Ленин, был бюст Александра II, а после сноса Царя-освободителя и водружения Ильича, площадь переименовали в площадь Свободы. Вот так…

На этом месте я наконец-то устал писать свой «короткий» отчёт о походе, поэтому скажу лишь, что вредная электричка увезла меня только до Гороховца. Оттуда до трассы М-7 я доехал на местном ПАЗике; далее, просидев час на автовокзале и познакомившись с мировым пенсионером из Белгорода, автобусом укатил до самого дома.

Конец.



Данный маршрут будет интересен всем группам равнинных туристов. Его можно рассматривать и как длительную прогулку (если передвигаться по дорогам), и как поход на категорию (если с дорог сойти и шлёпать чётко по азимуту через болота).