Покорители Кинзелюкского водопада. Автор рассказа Дурягина Галя

Покорители Кинзелюкского водопада,

Или  о пути в Неведомое

                                                                                                     Дурягина Галя

***************************************************************************

Пролог

Приветствую тебя, читатель! Ты знаешь, какой водопад в мире самый высокий? Верно, это водопад Анхель в Южной Америке. А в России? Когда мне задали этот вопрос впервые, я растерялась и совсем не знала, что отвечать. Спустя некоторое время в руки мне попался журнал «Путешествие на Кинзелюкский водопад»... Эдакое названьице с первого раза не выговоришь, однако это и есть высочайший водопад на территории России — четыреста метров падающей воды, запрятанной в практически непроходимой тайге Центрального Саяна. Поэтому никому он и не известен, а маршрут до водопада, о котором речь пойдёт ниже, впервые пройден нашей группой.

Мы — экотуристы. Этот титул значит, что весь мусор, который производим в лесу и находим в лесу, уносим с собой в цивилизацию. К тому же готовим мы не на костре как нормальные туристы, а на газовой горелке, ведь маршрут пролегает по территории Тайбинского заказника и Тафаларского заповедника — костры там жечь можно только в крайних случаях, но не в гастрономических целях.

Ах да, забыла представится. Меня зовут Галя, мне пятнадцать лет, учусь в лицее № 7 города Красноярска, закончила десятый класс. Не так-то просто удержать меня в полумёртвом от жары, душном и грязном городе — любой шанс вырваться на природу (особенно в тайгу), подальше от давящего  городского шума я не упущу ни за что.

А теперь вперёд, читатель! В зелёный мир — в настоящий мир!

***************************************************************************

21.06.2012.

День первый

или

Мелоун.

В драной рубахе с залатаными рукавами, бодрой туристской походкй, ранним утром двадцать первого числа летнего месяца июня, во двор своего дома между двумя подъездами вышла маленькая девочка — Дурягина Галя. Ну то есть я. Со смешаным чувством радости, восторга и волнения перед неизвестным, распрощавшись с домом, с родными, я села в машину. Газ, рывок — и вот уже  автомобиль летит прочь, унося будущих экотуристов вон из города, точно швабра Маргариту.

Глядя на проносящиеся за окном поля и лесочки, я ощущала себя Нэдом Мелоуном, героем «Затеряного мира» сэра Артура Конана-Дойла, отправляющимся вместе с лордом Рокстоном и профессором Саммерли на параходе в Южную Америку. Что ждёт нас? Никто не знает, даже достопочтенный Конан-Дойл.

Подобно же Мелоуну, я избавлю тебя, читатель, от описания этой скучной части пути, воздав лишь должное нашим неубиваемым и вездеходным «ВАЗам», на которые мы пересели ещё в посёлке Ирбей (асфальтовая дорога там кончилась напрочь). Упомяну лишь только, как проезжала наша кавалькада по деревне Степановка — последнему населённому пункту на  пути. Печальный филин сидел на столбе. Деревенька встретила нас спокойной речкой, отливающей тихим жемчугом, и скособоченными домами, давно заброшенными, погорелыми и поросшими бурьяном до самой крыши. Даже жилая часть Степановки, со зданием администрации и сельскими магазинчиками не смыла ту грусть, что всегда терзает моё сердце при виде умирающих деревень.

А теперь настало время познакомить тебя, читатель, с нашей тур. группой. Игорь Чапалов — организатор этой поездки, глава экспедиции. Фёдор Марьясов — журналист и руководитель Железногорского отделения экологической организации "Природа Сибири". Репортёр «СТС-Примы» и оператор того же канала — Андрей Данилин и Иван Марков. Два бизнесмена, часных предпринимателя — Владимир Бахарев и Виктор Хоменко (в миру Петрович). И ваша покорная слуга, Галя. Вот и вся наша туристическая братия. У всех разный уровень подготовки, некоторые вообще ни разу не бывали в тайге, например Андрей.

Всё. Вместе со Степановкой кончилась и дорога как таковая. При виде того, по чему мы ехали уже среди тайги, любой автолюбитель брезгливо бы поморщился и побоялся дать определение типу такого... пути. Но то автолюбитель, а мне лично было весело подлетать до потолка и подскакивать на сидении «ВАЗика» через каждые полсекунды. Чего не скажешь о тех, кто ехал в очень душном маленьком грузовичке.

Частенько приходилось останавливаться, чтобы дать оператору возможность заснять начало путешествия и особо жестокие его участки. Остановились мы так же у свалки, устроенной — кто бы мог подумать — жителями Степановки. Чего там только не валялось! Хлам, заполоняющий дом, степановцы свозят сюда, подальше от родной деревни. Год от года  свалка  растёт и растёт. Многое из того хлама можно бы было элементарно сжечь, как то: старое кресло-развалюху, покрышки, шпалы, доски, диван с выпирающими пружинами, рваную одежду и прочее. Как так можно, в конце-то концов! Чем люди думают: головой или пятой точкой? Риторический, конечно, вопрос...

Но с горем пополам, под весёлые байки усатого, вечно улыбающегося водителя — Иваныча — мы доехали до стоянки Летний Агул (или летник, как все его величают). По приблизительным подсчётам выходит, что за этот день на машинах мы проделали около трёхста пятидесяти километров. Двести — до Ирбея от Красноярска по трассе, ещё шестьдесят — до Степановки по грунтовке, плюс девяносто — до летника по... короче, дороге.

Приехали уже в сумерках, а пока перетаскивали вещи и провизию, запасливо привезённую Игорем для следующих туристов, стемнело окончательно. Летник — это полянка на берегу реки Агул, с достаточным простором для установки палаток, большим костровищем и деревянный столом под навесом. Десять метров спуска — и ты у холодной Агульской воды, богатой серебром и кажущейся в туманной темноте обсидианово-мраморной. В реке тихо сверкали и переливались в лунном свете блёстки, вероятно, пирит.

Своим приездом мы удачно спугнули медведя на берегу речки. Косолапый ломанулся с перепугу вброд (благо неглубоко) на другой берег. Прошло примерно с часик времени, и вот мы уже сидим, хлебая супчик, у костра и травим таёжные байки, шумом генератора (хоть какая-то польза от этой пятнадцатикилограммовой бандуры) отгоняя медведей. Хотя на самом деле их давно отогнало одно наше присутствие.

Ночь морозная. Тих покой тайги. Туман с реки жадно выполз на берег и начал пожирать  окрестные деревья и проклюнувшиеся на небе звёздочки. Где-то плачет ночная зловещая птица. Филин. Почти все разошлись по палаткам спать, но пара человек осталась болтать у костра. За жизнь, разумеется. Так нас и встретила туманная таёжная заря, а точнее, мы её встретили под уханье филина, рассветный писк бурундуков. Птицы проснулись, закуковала кукушка. Лес запел свою утреннюю песню.

22.06.2012.

День второй

или

Подготовка и прочие дела.

Как я уже писала, выдалось туманное, прохладное утро. Отплытие вверх по Агулу назначено только на следующий день, так что нужно было чем-то заняться, чтобы не томиться в ожидании. А пока мы отдыхали, правда мне не понятно было от чего. Возможно, от интернета и суровых начальников.

Позавтракав, Игорь и Фёдор отправились на другой берег, откапывать загодя упрятаную моторную лодку. Вообще, схроны в тайге — вещь полезная, ведь нет в лесу камеры хранения. Чтобы с собой не тащить лишнего, проще зарыть, а потом откопать. Главное в этом деле — не забыть, где заначка. Таёжники закапывают всё: продукты, лодки, канистры с бензином и горячительным... Но один нюанс заключается в том, что мишки обладают очень чутким носом и любят копать. Если косолапый учует странный запах, будь то сгущёнка или бензин, он сразу же отроет хованку.

Но к обеду лодка вместе со всеми прибамбасами к ней была успешно откопана, проверена, отмыта, спущена на воду и готова к использованию. Чтобы окончательно удостовериться в её надёжности, Игорь пригласил Андрея с Ваней и меня скататься вниз по течению, осмотреть охотничью избушку, поснимать, порыбачить.

Пулей промчались мы по реке, свист в ушах от скорости напоминал мне звуки, изрыгаемые самолётом при взлёте.

Охотничий домик прятался за деревьями. Маленький и тёмный, он встретил нас мрачной паутиной на стенах и проржавелой печкой-буржуйкой, лежанками по краям (нары это, натурально, нары!) и самым банальным деревянным столом у единственного оконца. Вот как раз на этом столе и обнаружили мы признаки жизни. Нет, не стрептококки и дифтерийных палочек, а аджику, соль, горчичку, муку и тому подобные приправы, оставляемые всеми, кто ночевал в избушке. На всякий пожарный случай и для следующих охотничков. Вдруг кто соль забудет?

А вот находки на чердаке были поинтереснее. Там прятались и не хотели вылезать на свет упрямые два пакета сушёной конопли. Вредные пакеты приговорили к погребению в водах Агула, приговор привели в исполнение немедленно. Потом пошли осматривать лобаз — хранилище продуктов и всяких вкусностей, поставленное на высокие сваи. От Потапыча.

Окончив смотрины, мы с чистой совестью сели в лодку. Не тут-то было! Пришлось выносить ещё один приговор к смертной казни. На этот раз трём клещам, старательно карабкавшимся по моим штанам. Больше этих гадов никому приворожить не посчастливилось.

Плыть вверх по течению было труднее (оно и понятно, вспомните школьные задачки по математике), но зато не так сильно свистело в ушах. Не доплывая немного до летника, мы высадились на слиянии Агула и Ёрмы, где ловился всегда хороший хариус. И верно! Здесь вам не равнина, здесь климат иной, и тащатся рыбки одна за одной... Самое интересное, что мужики на летнике тоже не сидели сложа удочки. Общими усилиями было выловлено около двадцати хариусов. Часть из них пошла на уху, остальных поджарили на костре.

После ужина Игорь взял в руки гитару. Много хороших, старых (и не очень) песен я услышала тем вечером. Даже когда уже засыпала, в голове вертелось: «В Афганистане, в чёрном тюльпане, с водкой в стакане мы молча плывём над землёй...» Так и уплыла я из второго дня нашего путешествия в третий.

23.06.2012.

День третий

или

Вверх, вверх, вверх.

В этот день все встали относительно рано. Надо было сворачивать палатки, готовить чай в дорожку, паковать вещи, хаотично разбежавшиеся за ночь по окрестностям...

Плыть было решено двумя группками, ибо суммарный вес вещей и пассажиров, уложенных и усаженных в лодку, утопил бы её. Да что там лодку! Там бы и Титанику туго пришлось. Хорошо, вру. Во-первых, все бы просто не поместились. А во-вторых, против течения маленькая красная моторочка просто не вытянула бы. Так или иначе, это было единственным верным решением в нашей ситуации, хотя — так уж вышло по техническим — весьма значимым и зловещим фактором.

Однако, уплыли мы не слишком далеко — на тридцать километров. Лодка отходила от берега тяжело, всё же была перегружена, а две ходки сильно сжирали время и бензин, точь-в-точь как Лангольеры. Я плыла во второй группке. Тайга смотрела на нас своими томными зелёными глазами с обоих берегов, подмигивая жёлтыми кустами курильского чая, деревья плотно теснились у воды и махали ветвями то ли недоумённо, то ли приветливо —  пока ещё мне трудно было понимать их шуршащий язык так же, как читать узор камней на дне Агула.

Помню отчётливо, как лодка проползла у кордона Тайбинского заказника. Справа от нас выросло два домика: один побольше, другой поменьше. Над дверью большего висел лосиный рог, рядом присоседилась какая-то памятка. Флаг развевался на ветру. Маленький домик был угрюм. На берегу ждала незнамо чего вытянутая, узкая, посеревшая от времени, деревянная лодка. В тридцати метрах вверх от кордона притаились «пимашки» - несколько новеньких, аккуратненьких финских домиков. Из названия понятно, для чего они там притаились. Но это было только в девяти километрах от летника. Там мы устроили первую пересадку группок.

Остальное слилось для меня в единое целое: тарахтение мотора, шёпот воды под моторкой, сияние волн в лучах Солнца и бдение тысячи деревьев, взиравших на жалких людишек надменно и, казалось, со всех сторон.

К вечеру (уже в тридцати километрах) встали лагерем перед первыми шеверами на каменистом бережку. Точнее, первая группка поставила палатки, наловила рыбки, а вторая уже подплыла на готовенькое — осталось только состряпать чего-нибудь съедобненького. Запылал закат рыжей улыбкой, и вскоре на уставшую землю периной спустился туман, убаюкал леса. Люди на берегу ужинали.

Ну а после сытного ужина, по закону Архимеда, полагается попеть. Под быстро убывающие остатки ухи Игорь закатил очередной концерт. Медведи аплодировали, не выходя из леса. Пока что не выходя.

Стемнело. На чёрной небесной реке показались лодки с фонариками, осветили наши лица. А мы, уже подмерзающие, продолжали сидеть и слушать. Но в конце концов холод загнал всех спать. В ночной тиши было слышно, как шумят стремнины. В ночной тиши было слышно, как что-то хрустит кустами у палаток...

24.06.2012.

День четвёртый

или

Не Белка, а Стрелка.

С чего начинается утро? Не угадали, не с кофе. Утро всегда начинается с ощущения, что ты — червяк. И дело вовсе не в заниженной самооценке, а в проблеме отскребания своего бренного тела от спальника и последующего процесса выползания из оного (из спальника). После таких ежеутренних процедур начинаешь лучше понимать бабочек.

Подъём продолжался. В смысле, по реке. На этот раз мне выпало ехать в первой группке вместе с Фёдором, Ваней и Андреем. Ползя вверх как лосось на нерест, мы молчали, не смея нарушить гордый покой гор своими человеческими повизгиваниями. Саяны дышали на нас своей силой и тысячелетней мудростью. Под их прохладным дыханием сами себе мы казались мелкими Гулливерами в стране великанов. Не признавать главенство природы над человеком, равно как и единство с ней — глупо. Я, хоть и не раз уже бывала в горах и знала это, понимала сию простую истину как никогда раньше. Надеюсь, что и ты, читатель, понимаешь меня.

Вернёмся же к нашим баранам. Я помню, что по дороге приключилась забавная ситуация. Мотор лодки глох время от времени (некачественный бензин заливал свечи, не до конца сгорал) и Игорь решил осмотреть его на скорую ногу. И как специально, перед нами замаячил удобный камень...

Мотор нагло глохнет, Игорь командует Ване прыгать, тот, естественно, прыгает, держа в руках конец верёвки и в полёте его теряя, лодку относит течением, а Ваня остаётся робинзонить на «острове» с промоченными насквозь ногами. Два раза пытались мы забрать нашего «Робинзона» с «острова», но вышло только на третий раз. Как и водится.

Вот с такими приключениями мы добрались до Стрелки. Стрелками называют слияния рек. В данном случае это была Стрелка Большого и Малого Агула. А с большой буквы, потому что там кордон Тофаларского заповедника стоит.

Вещей мы с собой не брали — весь скарб остался со второй группкой, а у нас были только макароны, кастрюля, пара банок тушёнки и пакет со специями. Плюс вездесущая газовая плитка. Парни, естественно, сразу же кинулись делать репортаж — они снимали всё и всегда, такое у них было задание, я принялась за готовку, а Игорь с Фёдором стали беседовать с инспекторами.

Три домика — вот весь кордон: изба инспекторов, банька, дом Захарыча (директора заповедника со странной фамилией — Богатырь). Скромненько, и со вкусом. С весёлым лаем носились две собаки в ожидании обеда, всё вокруг дышало умиротворением и спокойствием. Достраивалась банька. Огонь горелки задувал ветер, и инспектора любезно пригласили меня в избу (моя голова никогда не забудет её проклятый потолок!). Фёдор уже был там, и почти сразу же, отсняв, зашли ребята с Игорем... Завязался разговор с чаем, конфетами, жареным и вяленым хариусом — обитатели избушки были очень рады гостям.

Вскоре Игорь отплыл за Вовой и Петровичем, а мы стали ждать, коротая время записями в походный блокнот и разговорами. Чего только я не узнала о Тофаларском заповеднике, тофаларах — коренных обитателях этой тайги, местных браконьерах, противоположном береге (Иркутской области уже!), поющих горных озёрах, ядовитых и не ядовитых растениях и повадках всякого зверья, в особенности медведей!

Но с каждым часом нарастало напряжение, не уходящее даже под действием чая и болтовни. Дело было в том, что лодка ушла и не пришла. Мы ждали, ждали, все сроки давно вышли, а лодка всё не приходила... Андрей откровенно нервничал, временами срываясь, Ваня беспокоился, хотя это было почти незаметно. Что до Фёдора, то он был относительно спокоен, но по его физиономии трудно было что-то сказать определённо. Шибко лисья она. Так или иначе, напряжение росло в геометрической прогрессии с каждым часом, заставляя то одного, то другого человека посматривать на рацию — единственное средство связи у инспекторов, принимающее сигнал только пару раз в день. Было принято решение: ждать их до пяти вечера, а потом что-то предпринимать. Что конкретно предпринимать, так решено и не было.

Однако наше стояние, а точнее, сидение на Москва-реке было нарушено появлением Главного Начальника — Богатыря.  Захарыч строжайшим образом запретил нам входить в «производственные помещения» (хоть туалетом пользоваться не запретил, и на этом спасибо), в том числе и в избушку инспекторов.  Наше место, как нам моментально было разъяснено — на берегу. На берегу мы и остались сидеть, на берегу мы и продолжили ждать возвращения лодки...

Инспектора извинялись, хотя не понятно было за что. Пока мы предавались томительному безделью, страсти накалялись. Захарыч бегал с выпученными глазами Начальника Штаба, чем-то возмущался, недовольствовал, распекал своих подопечных за плохо построенную баню (которая была построена добротно) и всячески показывал окружающим: он здесь главный.

Даже тогда, когда лодка-таки добралась — о счастье! — до кордона вместе с целыми и невредимыми мужиками (но изрядно промокшими и уставшими), Захарыч запретил мокрому в доску Петровичу просушиться. Так же Богатырь заявил, что не отпустит с нами инспектора с ружьём (мишкам на радость), хотя это было оговорено ещё задолго до путешествия. А вечером, как ни в чём ни бывало распевал с нами на берегу песни и читал свои стихи. Словно два совершенно разных человека слились в одном — то один, то другой предстаёт взору. Помню ещё, один из инспекторов часто посматривал на него так, как смотрят энтомологи на пугающих прочий люд насекомых, изучающе и ехидно так посматривал.

25.06.2012.

День пятый

или

Избушка на курьих ножках.

Кто первый встал — того и тапки. Так говорит житейская мудрость. В нашем случае, кто первый встал, тот дольше свои тапки ищет среди кучи чужих. А за одно выполняет обязанности петуха, так как процесс отскребания себя от спальника (описаный днём выше) и выползание из палатки сопровождаются неимоверным шумом и придавленными конечностями соседей.

Уехал Захарыч, оставив всех нас в покое. Вещи были собраны, разговоры — окончены. Надо отплывать. Ушла первая группка, а я осталась ждать со второй. В моих мыслях копошились какие-то сомнительные тараканы, шепчущие об ожидании, о времени... Впрочем, такие же тараканы, как и всегда.

Прошло три часа, я уже сготовила обед. И на запах, как мы потом шутили, вернулся голодный Игорь. Подзаправив себя и моторку, он дал команду «На старт». Мы шустренько покидали в лодку вещи, попрощались с инспекторами и отчалили...с третьего раза. Под аккомпанемент мотора я быстро уснула. Впрочем, так же как и всегда.

Мотор смолк. Доехали? Нет! Километра не дотянули до Цели Дня — кончился бензин. По великому и явно расположеному к нам передом Счастью, недалеко, в сотне метров от нашего местоположения находилась одна из заначек Игоря: уже раскопаная и ополовиненая канистра бензина. Весь курьёз в том, что первая группка дотянула ровно до этого же места, где встали сейчас мы. А встали мы на одном из островков-отмелей, что образуются в протоках рек, когда вода падает. Почему-то глядя на эти островки, мне вспоминается север. Белая «пушица» вперемешку с тёмно-зелёной травой чем-то напоминает тундру, хотя понять не могу чем.

Совершив над собой героическое усилие, многострадальный мотор на одних парах дотянул сто метров до заветного островка с нычкой и сдох окончательно. Пришло время некромантов. Через пять минут бак был полон, но мотор не вернулся в мир живых. Игорь поменял свечи. В ответ на это мотор противно чихнул и наконец-то завёлся. Один Аллах всё это время ведал, куда девается искра у этого недостойного выродка в славной семье двигателей внутреннего сгорания! Только нам не сказал. Так или иначе, мы отошли от островка и вновь двинулись вверх.

Через километр, как и было обещано, показалась Цель Дня — изба на Гачаркином ручье. Вернее, ни ручей, ни изба не показались, а просто внаглую спрятались в метрах пятидесяти от берега. Поэтому навьючив на себя рюкзаки или рюкзак — точно не помню — я весело чапала сначала по берегу-лиману, затем вброд по дельте ручья (какая водица там студёная!), после булькала по грязи и кочкам между кустов и, поднявшись в маленькую горку, выскочила на избушку.

Изба на Гачаркином — самый натуральный сруб. Охотничий домик или спасение-в-непогоду, если угодно. Мрачный, маленький, словно вырезаный из костей матушки-земли отворил свои двери домик. А когда я к нему только подходила (кстати, сзади), так и хотелось шепнуть: «Избушка, избушка! Стань к лесу задом, ко мне передом!». Настоящие хоромы Бабы-Яги, я вам скажу! Колорит! Мне такие нравятся. Крохотные, метр на два метра, сени с полками и всякой ерундой на них (кастрюля, лук зелёный, сгнивший, и репчатый, нормальный, и прочее), дверка с прибитой табличкой «Худоногов» (кто это?), совсем уже мелкое окошко в задней стене (от медведя) и вполне полноценное окно перед столом, оба  затянутые полиэтиленом (для медведя). А так же в избе присутствовали: нары деревянные, по обоим краям от стола; печка-буржуйка, в углу; нычка в полу, аккуратно заложеная досками; крюки, повсюду, для просушки мокрой одежды. Плюс древняя керосинка, приправы на столе и прочая ересь на полочках, например, хлеб, выгрызенный изнутри мышами или бурундуком, приглядевшего эту избушку в качестве замка, не иначе.

Но главная вещь в избе висела над столом в бутылке — журнал посещений. На вид журнал представлял собой обыкновенную школьную тетрадку бежевого цвета, восемнадцать листов. Собственно, тетрадкой он и являлся. А как мало в нём записей! Видно, в эти дебри нормальные люди совсем не забираются. Что лично меня вовсе не огорчает.

Мужики отправились порыбачить и вернулись неописуемо счастливые. Каких хариусов, каких монстров они притащили! Килограммовых! Кто бы мог подумать, что в дельте ручья водятся такие здоровые дураки!

Рыба пошла на засолку, люди — ужинать и на боковую. Но перед этим были организованы традиционные посиделки и разведена «болтология», как выражается один хороший учитель физики. Ночь обещала быть спокойной, но местный бурундук так не считал...

26.06.2012.

День шестой

или

Не верь GPS, всяк сюда входящий!

Этот день настал. В этот день я не сделала ни одной заметки в блокнот. Почему?

Всё началось, ежу понятно, нормально и вполне себе обыденно. С починки мотора, который ломался постоянно из-за некачественного бензина — с топливом нам не повезло. Мы собирались, фотографировали бурундука, что ползал ночью по стенам и потолку избушки и будил Андрея. Вернее, мы пытались его сфотографировать.

Но хватит, завыла сирена! Окончательно упаковавшись, стартовала первая группка из трёх. Не двух? Поясняю: решено было добавить третью ходку, чтобы максимально облегчить поднимающуюся еле как лодку.  Время снова растянулось, закрутилось и едва проползало мимо. Однако, не остановилось.

Спустя N-ное количество этого резинового как моторка времени мы высадились на каменистом берегу перед «трубой». «Труба» — это очень узкий участок реки с диким, яростным течением и крутыми скалами-берегами. Вшестером (но со спасжилетами, пакетиком сухофруктов и парой карематов), мы проводили взглядом лодку со всеми нашими вещами. Затем Игорь вернулся и забрал Ваню, Андрея, Фёдора и спасжилеты. Нас оставалось только трое из целых семерых ребят.

Теперь плавно перехожу к самому интересному. Когда Луна уже вышла, а Солнце ещё и не собиралось заходить, вернулась моторка... с разодранным центральным баллоном. Подниматься вверх было невозможно. Если честно, на такой лодке можно было худо-бедно сплавляться, но ведь нам нужно было в другую сторону! С собой ни у кого кроме Игоря не было даже верхней одежды. Вопрос «Что же делать?» ребром не вставал, ибо ответ был однозначен: на своих двоих добираться до ребят и палаток через непролазную и воистину медвежью тайгу. GPS уверял, что это всего четыре километра по прямой.

Поначалу идти было легко всем, ведь двигались мы в основном по берегу (мелкие камни) и звериной тропе вдоль берега (трава и редкие камни), но чем дальше — тем больше отставал Петрович со своими некстати больными ногами. А «труба» делала своё дело. Узкий берег начал пропадать, нам то и дело приходилось углубляться в тайгу, чтобы обойти крутую береговую скалу с бурным течением под ней. То по серому, мшистому курумнику забирались мы, то утопали по колено в дурманящем багульнике (и тогда я ощущала себя Элли, идущей по маковому полю с друзьями), то взбирались по осыпающейся звериной тропке, хватаясь за корни как за последнюю соломинку. Что не уберегло никого от вредных шатких камней, норовящих упасть на колено. Это повторялось снова и снова.

Сбивая руки и ноги, мы перевалили крутую скалу, скорее всего, даже не одну. Игорь непрестанно поддерживал и меня, и Вову, и Петровича на осыпях, показывал куда ставить ноги, скача по курумам как заправский сайгак. Или хорёк. Мошка, ввиду приближения ночи, открыла сезон охоты на человечков, за каждым поворотом ожидающих увидеть палатки.

Далее мы заползли на ещё одну скалу, проползя по какой-то узкой впадинке и цепляясь за хлипкие осинки. Куда ты, тропинка, меня привела? Без милого принца... Впрочем, сейчас не о том.

Тяжело дыша, я остановилась на маленьком пятачке у толстой сосны перед спуском. На пятачок забрались Вова с Игорем, и Игорь поскакал дальше разведывать дорогу, а мы с Вовой помогали забраться чертыхающемуся Петровичу. Через полминуты из-за здоровой коряги резко появился Игорь с глазами по три блюдца (я уж подумала, что там медведь) и заявил: «Ребята, извините, придётся спускаться — дальше хода нет». Как позже выяснилось, ход там был. В громадную чёрную пасть пещеры.

Спустились. Без слов уже было ясно, что путь у нас один — в брод. Я знала, что течение хитрее и мощнее, чем кажется, но альтернативой была ночёвка возле костра (благо спички имелись) без палаток, еды и прочих радостей туриста. Это возможно, но чревато крайне нежелательными последствиями. Переходить ледяную горную реку вброд тоже сулит простудными неприятностями и ангиной, но если идти быстро и быстро дойти — дело может кончится лишь соплями, а то и вовсе без них. Как обещалось, тёплый приём страшно волнующихся друзей нас ждал за поворотом реки. Так или иначе, кости были брошены, игроки делали свои ставки, а Солнце покинуло игорный притон.

Игорь в болотниках (таких очень длинных сапогах) отправился искать брод. Ни у кого из нас больше болотников не было, хотя это было и не важно — всё равно вымокнем. Сначала я попыталась перейти сама, но через пять метров меня начало серьёзно сносить течением. Мужики уже были на другом берегу. За мной вернулся Игорь и часть пути я прокатилась верхом. Затем мы упали в холодную воду. Поднялись, пошли дальше. Течение, очевидно, решило надо мной поиздеваться ещё раз, а наглые сапоги с ним вступили в коварный заговор — подскользнувшись на камне (не ново), я снова ушла в воду по шею (уже ново!). Что меня порадовало тогда, так это ясность и холодность рассудка, который, видимо, ни в какую не хотел поддаваться панике, но решил поиздеваться и намекал, мол, кушать надо было побольше. А на помощь как раз подоспел Вова, и уж втроём мы смогли одолеть Малый Агул с горем пополам.

На берегу мы тут же принялись выжиматься и выливать воду из сапогов. Сумерки сгущались над головами, даже у мошки отпала охота летать. А мокрым человечкам предстояло двигаться быстрее раза в два, если они не хотели заработать ангину, конечно.

А мы не хотели, поэтому и резво двинулись вперёд сквозь бурелом и багульник.

Как ни странно, холодно мне не было — наверное сыграл своё адреналин. Но ощущение это было обманчивым, я знала. Через какое-то время блуждания по лесу, мы вышли к реке снова. Лагерь на другом берегу. Брод ждал.

Переправа на этот раз была не сложной за счёт угла перехода (по течению сорок пять градусов) и удачно подвернувшейся косы, но выжиматься пришлось. А пока мы старались уменьшить влажность штанов, видимость стремительно падала. Путь продолжался. Мокрые, все вымазанные землёй и слегка продрогшие, мы вскарабкались по прикрытому осыпающейся землёй курумнику в очередную гору и благополучно спустились в ложбинку между скалами. Следующий подьём обещал быть гораздо круче.

Бедный Петрович! Мало того, что с больными ногами, так ещё и после ледяной «ванны» совсем не по расписанию! Он отказался идти дальше. Просто сел и закурил. Спустилась ночь. Из своей куртки и кофты Игорь соорудил нечто верёвкообразное и помогал взобраться по земляной осыпи. Петровичу пообещали принести верёвку и вытащить его оттуда.

И во тьме мы продолжали идти дальше, запинаясь о каждый куст курильского чая на берегу. Вот! Вот! Показался огонёк костра! Дымом запахло! На алых парусах полетели мы к спасительному теплу. Ребята встретили нас с облегчением и вопросом: «Где Петрович?»

Наскоро переодевшись, Игорь с Ваней и верёвкой отправились спасать Петровича. Однако этот номер не прошёл, и Игорь вернулся за карематами, спальниками, едой. Ваня и Петрович остались ночевать в ложбинке.

Обнаружилась нехватка спальников, которые оставили в избе, считая за лишние. Дело запахло керосином или, по крайней мере, чьими-то соплями завтра.

К тому же на многих сказалась напряжённость ситуации — они отказывались ехать дальше и требовали возвращаться обратно. Андрей чуть было не затеял скандал, но решил подождать до утра. Конфликт, назревавший вот уже несколько дней, скоро разразится.

После того, как оделась в сухое, я села у костра и долго думала о странностях и причудах людского характера. О наших приключениях напоминали лишь раскиданые по лагерю вещи. На завтрашний день были отложены все разбирательства и взаимные претензии — сегодня все слишком устали. Утро вечера мудренее, читатель.

27.06.2012.

День седьмой

или

Бунт на корабле.

Встало Солнце ясное, окинуло взором тайгу и развеяло туман сомнений в душах людей, унесло его с гор. Те, кто вчера возражал, сегодня вновь были не против двигаться дальше.

Все, кроме Вани и Игоря, которые отправились чинить моторку, предавались  безделью. То бишь отдыху. Ловили рыбку, варили кофе (которым я хотела поднять боевой дух) и суп, стирали грязную одежду, ходили на Пляж Фёдора, вчера им обнаруженый... Снова ждали. Обещанных разбирательств, спасения Петровича и когда доварится кофе... Вспоминали вчерашние приключения, радовались, что дело обошлось соплями, и то не у всех. Лично меня они даже не думали беспокоить и я преспокойно мыла голову в ледяной воде и купалась на Пляже.

В мелких заботах и не менее мелких спорах/разговорах (нужное подчеркнуть), проходил день. Я фотографировала цветы и делала записи. Это был день подведения итогов. Но вот, после обеда с реки послышалось рычание мотора. Петрович! Наконец-то! Мрачный и жутко вымотанный, он сошёл на берег и был тут же задавлен вопросами о самочувствии, от которых отбился вполне благополучно.

Под вечер в группу вернулись упаднические настроения. И если спор о дальнейшей судьбе путешествия был снова перенесён на утро, то скандал с угрозами, криками и истериками всё же успел начаться. Слово за слово... и грянул гром. Разделённые мнения отодвинулись друг от друга ещё на лиги. Мне это напоминало клетку с обезьянами.

Как хорошо, что наловленый и печёный хариус обладает свойством забивания ротовых полостей, успокаивает и объединяет даже самых непримиримых спорщиков. Так что спать все улеглись в более-менее миролюбивом состоянии, а страхи и опасения затаились в глубинах души и строили планы мести примиряющему хариусу.

28.06.2012.

День восьмой

или

Семь на два делится без остатка.

«Всем встать! Суп идёт!» — говорили зоки из детской книжки. И пусть у них тогда был обед, а у нас завтрак, пусть зок, подававший суп, командовал встать по стойке смирно, а я — вылезать из палаток, ситуации были до жути похожи.

Тем временем, освещая каждый уголок тайги, Солнце с недоумением поглядывало на горстку маленьких человечков, которые опять ругались. Идти или не идти? Вот в чём вопрос. Возвращаться или не возвращаться? Вот в чём второй. Кто-то требовал плыть до кордона и вызывать МЧС (зачем, спрашивается?), кто-то просил сплавляться до летника и ехать домой, кто-то воздержался высказывать своё мнение. Я лично считала позором вернуться, не достигнув цели путешествия и не видела ничего особо экстремального в нашем положении. Но моё мнение в расчёт, разумеется, не брали. Маленькая.

Дебаты продолжались, переходя местами в самую банальную ругань и брань, в обыкновенный курятник.

Всё кончилось и всё кончается. Кончились и наши споры. Битая-перебитая жизнью моторка всё равно бы не смогла поднять всех, тем более с вещами. Поэтому было решено, что поедут только трое и Игорь. Ребята, которым нужно снимать, которым стыдно будет вернуться без материала (зачем только они тогда требовали возвращения?) и я, как самая лёгкая. С собой мы взяли только палатку, пару спальников, тёплые вещи и немного еды. Максимально облегчив таким образом лодку, мы отплыли вверх, а мужики на берегу ещё долго смотрели нам вслед. Сегодня был четверг, мы обещали вернуться завтра вечером или в субботу, в полдень — крайний срок. Сколько же километров ждёт нас впереди? Успеем ли?

Малый Агул встречал нас то скалами, похожими на рысей и медведей, то пологими берегами с редкими хилыми ёлочками. Вот где надо было снимать «Властелин Колец», думалось мне тогда. Но как бы мне там ни думалось, а местность постоянно менялась, река уменьшалась, порой мелела до предела.

Постоянно меняли свечи в моторе, прокаливали их на плитке. После этого я и по сей день запросто отличаю рабочую свечу от нерабочей и цепко хватаюсь за ветви прибрежных кустов. Замена свечек занимала много времени и сил, но после этого лодочка плыла нормально! Правда, недолго.

Одно событие запомнилось всем без исключения. Я как раз любовалась серо-белыми скалами и угадывала в них причудливых драконов, как вдруг раздалось приглушённое: «Медведь! Ребята, там медведь! Камеру! Быстрее!». Палец Игоря безошибочно ткнулся в два бурых комочка на правом берегу: побольше и поменьше. Комочки несколько секунд разглядывали рычащего монстра, лениво ползущего по реке, а затем со всей дури ломанулись в лес. Это медведица с медвежонком пришли на водопой и спешно ретировались восвояси.

Ребята, так и не успевшие достать камеру, потом ещё долгое время беспокойно озирались по сторонам в режиме поиска коричнево-шерстистой опасности. Андрей снова начал поднывать, Ваня молчал. Не хотели они верить, что косолапые, испугавшись рёва мотора, ни за что не прибегут мстить.

Шум порогов мы услышали издалека и пристали к берегу, когда лодка уже никак не могла идти дальше. Какие причудливые формы вырезает вода из скал! Во время весенних паводков, год за годом, столетиями старается Мастер и Повелитель Камней — река. Веками точит породу, творит из глыб произведения искусства. А нам, маленьким человечкам, теперь нужно обходить эти произведения искусства и весь скарб тащить на своём горбу.

Благо пороги не длинные, за двадцать минут мы перетащили рюкзаки, сумку с едой, мотор с водомётной насадкой и саму лодку (вот это уже тащили только джентльмены). Ребята не переставали оглядываться, но мишки так и не появились.

Ещё два обноса спустя лодка, кряхтя и почихивая, доковыляла до стрелки Малого Агула и Орзагая. И словно страницу альбома перелистнули перед глазами, так изменилось всё вокруг. Вместо бурлящей, крикливой и говорливой реки — тихая, спокойная, ласковая речушка, вместо серых камней — золотой песок, вместо были — сказка... Нас действительно будто вырвали из жестокой, бьющей по ушам реальности и поместили в старую русскую сказку. А какая тишь вокруг! Всё слыхать: как ручей в кустах чирикает, как птицы перекликаются друг с другом, как сосны чуть качаются на неощутимом ветру, как сердце стучит от радости — это Тишина. Река мелкая-мелкая, но то тут, то там яма на дне, а вода в том месте бирюзовая! Как малахит.

Под нами проплывали огроменные, не меньше пяти килограммов, ленки и здоровенные хариусы, под кило и больше. Никто их тут не ловил, вот и вымахали с добрый экскаватор. Не рыбы — лоси! И коряг да брёвен в реке столько, сколько манки в мешке (мы об этот топляк   постоянно рисковали пробить лодку, но всё обошлось). Это снизу, а сверху тоже немало пихт, лиственниц и кедров нависает. Знай только, уворачивайся от тех и других.

По Орзагаю мы уже не ползли — летели! Однако свечи периодически менять приходилось, что несколько задерживало.

Тьма, пришедшая с Малого Агула, накрыла обожаемый нами Орзагай. Исчезли кусты курильского чая, соединяющие землю и манящую гладь воды, опустилась с неба бездна тумана и застлала величественные хребты на горизонте, песчаные берега с корягами, сосны, ели, пихты, кедры... Пропал Орзагай — великий водоём, как будто не существовал на свете... Проще говоря, стемнело настолько, что плыть было нельзя по причине непросматриваемости фарватера. Одиннадцать часов вечера. Баста, карапузики. Кончилися сказки.

Уже в темноте мы ставили палатку на ровном (в кои-то веки!) берегу в двадцати трёх километрах от стрелки и варили кашу, сушились, кипятили чай. В звёздном свете чёрными громадами вздымались над нами сонные, туманные силуэты гор. В этих дебрях, в сердце Саян, других людей нет. Только мы и тишина мира. А ещё звёзды и красная, медная Луна, глядя на которую хочется выть. Давно мне не было так покойно.

29.06.2012.

День девятый

или

Марш-бросок.

Первое, что бросилось мне в глаза на рассвете, это туман, который вскоре рассеялся под лучами Ярилы-Солнца. Только долго ещё с лощин и впадин злобно зыркали последние белёсые клочья.

В нескольких метрах от стоянки Игорь нашёл переправу маралов и лосей. Копытные переходят в этом месте реку — с берега в лес ведёт огромная и хорошо утоптанная тропа. Словно слоны там ходили, а не лоси с маралами.

Безнадёжно сломался навигатор, но мы и без него знали, что плыть осталось не так много в условиях хорошо работающего мотора (к тому же самая обыкновенная, не подводящая в нужную минуту бумажная карта была к нашим услугам). А дальше оставалось семь километров подьёма в гору. За день должны успеть, решили мы.

Один раз нас совсем неудачно занесло на накренившуюся лиственницу, мотор заглох. Я как раз продирала глаза ото сна и едва увернулась от толстой ветки, что не помешало ей сбить с меня шапку и отправить её в свободное плавание. Одновременно с разоблачением моей головы раздался жуткий «бултых». Андрея на лодке не хватало... Но вот из воды показалась голова, плечи, руки. Руки уцепились за край моторки. В следующее мгновение половина Андрея уже была благополучно затянута в лодку силами Вани и компании, а ещё через секунду и вторая половина горе-приключенца перекочевала из леденящей (холоднее, чем в Агуле) воды на резиновый островок. Прошло пол-минуты и спасённый заявил, что: а) он очень благодарен нам и спасжилету; б) он теперь больше любит сушу, чем воду; в) он не повернёт обратно, ибо тогда выходит, что «купался» он зря.

Даже в тёплую погоду мокрым ходить опасно для здоровья и к тому же не слишком удобно, поэтому мы пристали к берегу. Андрей переоделся в сухое, и лодка двинулась дальше, к порогам.

Мелкие пороги — единственное шумное место на Орзагае. Местами нам приходилось вылезать на берег, а моторку протаскивать на канате, что изрядно подмокрило Ваню и Игоря. В конце концов, когда пороги уже были позади, а река омелела настолько, что уже даже я, в сапогах на пол-лодыжки, могла спокойно перейти её, мы причалили к мели.

Впереди не семь километров. Двенадцать. Почему так вышло? Потому что Орзагай омелел — только на танке и проехать.

Танк с собой мы не захватили, даже бензогенератор оставили на кордоне. Ну, ничего не попишешь — топать так топать. Ночевать наверху мы не собирались, но палатку, карематы и спальники на всякий случай захватили. Кто её знает, эту тайгу. Так же взяли с собой ополовиненую кастрюлю утренней каши, чай в термосе, камеры со штативом. Точка. Ни сменной, ни тёплой одежды, ни предметов личной гигиены — всё осталось в лодке, заботливо накрытой брезентом на случай дождя.

Горы очаровывали. В долине, в широкой долине, окаймлённой высокими хребтами цвета охры, хребтами с ледниками, снежниками, хребтами с кристально-чистыми очами озёр невозможно вспоминать какой-то серый, грязный город. А в городе, в сером, грязном городе невозможно забыть магию вековых хребтов.

Хоть убей, нельзя.

Родные мне эти места, в сердце живут и выживать в этом проклятом месиве бетона помогают.

Как говорится, дорога в тысячу миль начинается с первого шага... в речку. Если поначалу я ещё выжимала носки после перехода ручьёв, выливала воду из сапогов, то потом хлюпала так. Так вот, первый шаг, такой маленький для человека и такой микроскопический для человечества, был...э... шагнут в полдень по местному времени. Около двух километров мы продирались сквозь невообразимый бурелом. Там даже мишки редко ходят — кусты, кусты, кусты, кусты... Море, океан кустов выше человеческого роста, норовящих хлестнуть по лицу веткой и подставить корень в качестве подножки. Я потеряла счёт времени.

Долго ли, коротко ли, но кончился бурелом. Подъём начался. Вверх, по распадку, вдоль ручья до перевала меж двух хребтов. Там будет озеро. Безымянное озеро, отмеченое на карте лишь высотой — тысяча четыреста тридцать. Позже мы неофициально называли его Егоркино. Однако, хватит забегать вперёд. У нас по расписанию подъём по распадку.

Идти начали по звериным тропам (других не было и быть не могло), но частенько приходилось блудить по лесу без троп, ведь они внезапно обрывались, уходили не в ту сторону, хитро петляли... В общем, были обычными звериными тропами. Человеку, чей век как день, трудно представить, что они сохраняются веками. Маралы, медведи, лоси, да кто угодно год за годом, декаду за декадой, столетие за столетием ходят этими тропинками. Они, тропинки, могут рассказать множество захватывающих и удивительных историй, стоит только внимательно прочесть...

Мы были не слишком опытными чтецами судеб, только присматривались иногда к свежим лосиным следам и прочим свидетельствам их недавнего пребывания. Частенько переходили ручей, ища более подходящие тропки. Задорное хлюпанье в сапогах бодрило и освежало, а мокрые после каждого перехода штаны успевали моментально высыхать. Тучи мошки жадно кидались на нас, а мы спасались от них москитными сетками. Правда, безуспешно. То и дело приходилось перескакивать через поваленые стволы деревьев, выкорчеваные с сетью корней из земли. Мне смутно запомнилась череда этих блужданий — я ушла в астрал и размышляла о прекрасном с перерывами на рекламу молчаливых и праведных возмущений относительно мошкары. Мои размышления вдохновлялись видами, и в особенности запахами леса. Пахло прелой листвой, грибами (откуда, в такую-то рань!?), мхом, багульником и смородиной. Когда мы выходили на поляны с сочной и высокой растительностью, эдакие проплешины в лесном покрове, смородиновый запах усиливался и я снова ощущала себя маленькой Элли, идущей в Изумрудный Город.

Так мы и шли, наслаждаясь ароматами леса и луга, но временами ломились по такой дурнине, что было уже не до ароматов. Время от времени останавливались на привал. От разгорячённых тел валил пар. На привалах мы пили чай и закусывали черемшой, в изобилии растущей под ногами. Эта же черемша заставляла нас не расслабляться и внимательно смотреть по сторонам, ибо где черемша, там и её почитатель, медведь.

Ручей, который мы никогда не теряли из зоны слышимости, удивлял нас невообразимым количеством цветов вдоль его берегов. Громадные, пылающие Солнцем жарки, удивлённые синие водосборы, розовый бадан с манишкой мясистых сочных листьев, лютики, колокольчики, маргаритки, ромашки — чего там только не росло! Буйство зелени поражало воображение. В который раз мы убедились, что вода в лесу — источник не только жизни, но и цвета.

Заползая на перевал, я заметила, что мошка пропала. А взамен появились слоноподобные комары. Впрочем, не заметить этого было трудно. По руслу высохшего ручья (на этом участке высохшего) мы дотопали до снежника, из под которого вытекала тоненькая струйка талой воды и тут же терялась в сухой прошлогодней траве. Усталые, мы сели на летний снег.

Привал.

Какая панорама раскинулась перед нашими взорами! Там, далеко-далеко внизу змейкой виляет Орзагай меж кустистых берегов, уходя в туманную даль, хребты из тёмно-зелёных, чётких переходят в иссиня-серые тени на горизонте, а Солнце, спускаясь на покой, щедро румянит безоблачное небо. На красноватых скалах лежат загадкой белые ошейники снегов.

Но так и не налюбовавшись всласть на красоты Настоящего мира, мы двинулись в путь. Оставалось совсем немного подниматься. А тем временем местность снова изменилась. Лес уступал альпийским лугам. Цветы окружили нас со всех сторон: поляны, прогалины, опушки, склоны, берега, островки в ручье — всё и вся было покрыто ковром жарков, водосборов, лютиков, шиповника, радиол и прочих радостей (всевозможных форм, размеров, расцветок), чьих названий я не вспомню.  То ли от обилия красок, то ли от горного воздуха у меня слегка помутнело в голове. Хотелось прыгать, петь, кататься в ярко-зелёной траве, хотелось летать и танцевать одновременно! Только за пределы головы эти мысли так и не вылезли.

Мы зашли на перевал, эдакую долину между двух горных пиков. Я шла, улетая мыслями вдаль, как вдруг уткнулась в спину Вани.

Почему остановка?

Впрочем, на невысказанный  вопрос я тут же получила молчаливый ответ в виде отпечатков лап. Медвежьих. Когда мы шли дальше, ради интереса я поглядывала на тропу и сразу обнаружила, что следы различаются по размеру. Были и маленькие, игрушечные следы медвежонка, средних размеров следы молодого мишки или медведицы, были и огроменные следы взрослого Потапыча. Многие следы были совсем свежими — грязь не успела покрыться коркой под палящим Солнцем, а в некоторые ещё даже не успела залиться вода.

Вот так соседство! Медведи тут что, табунами ходят? Или это местный Бродвей?

Пока я предавалась рассуждениям на тему Бродвея, кто умел — старательно свистел, отпугивая мохнатых любителей черемши (которую мы тоже ели по пути за обе щеки).

Тысяча четыреста тридцать метров. Озеро, сэр. Бирюзовые, лазурные и малахитовые как в Орзагае воды бороздили чёрными фрегатами толстые утки. Лениво так бороздили. Илистое дно с «зеркалами» — так называют особо скользкие камни —  просматривалось очень отчётливо. Под ласковым дуновением ветра на глади озера появлялась сизая рябь, будто ему стало зябко.

Оказалось, что это — только нижняя часть Егоркина озера, из которой вытекал ручей и спускался по распадку к реке, а верхняя, соединённая с нижней узким перешейком, ждала нас дальше. Среди сосен и кедров затаилась она, таинственно отблёскивая в солнечных лучах. Как хребты на горизонте, иссиня-серая поверхность озера казалась небом на земле. Впечатление портила лишь туча ненасытных комаров, витающая над нами. Мы расположились на стоянку.

Стоянку? Эх, не успеть нам сегодня спуститься к лодке, как пить дать не успеть. Не зря хитрый Игорь взял палатку, совсем не зря.

Примерно через час, отдохнув и набравшись сил, выдвинулись к водопаду. Продираясь сквозь дурнину кустарника, плывя по цветочному великолепию, мы шли по долине. Мягко сминался под ногами почти белый мох, ручей не давал повода умирать от жажды. Через пол-часа, бодро вышагивая, вышли мы на склон. Откуда-то доносился мерный, далёкий рокот...

Рокот, рокот... рокот водопада. Кинзелюкского водопада.

Мы дошли! Не смотря ни на какие препятствия, мы дошли!

О человечки, ничтожные букашки по сравнению с величием Саян, вы доползли! Вот он, вот он — такой загадочный Кинзелюкский водопад, который не подпускает к себе операторов и туристов!

Говорят, вечно смотреть можно на две вещи: как горит огонь и как бежит вода. Лично я бы добавила ещё пару: как плывут облака и опадают листья, но об этом потом поговорим. Водопад действительно казался загадкой, хоть и видели мы его с противоположного хребта. В туманной дымке четыреста метров рокочущей воды встречали вечер. Из Верхнего Кинзелюкского озера, со скал падали они. Девяносто метров они летели вниз, как топор, брошеный с трамплина, а остальные триста десять метров катились по камням водоскатами и благополучно прибывали в пункт назначения — Нижнее Кинзелюкское озеро.

Долго я пыталась поймать его в объектив, но капризная техника, побывавшая в руках моей младшей сестрёнки, засвечивала кадр. А может, это водопад не хотел фотографироваться. Мало ли, что там у него на уме.

Спускались сумерки. Мы не успеем спуститься и подойти к самому водопаду, не сможем попробовать его воды. Но основная задача выполнена, цель достигнута и со спокойной совестью мы завтра можем выдвигаться к мужикам, а то они там волнуются. Хотя к сроку нам точно не успеть.

Не видно Солнца; вся стихия щебечет, движется, живёт...  Взошла Луна и гордо оглядела свои временные владения. Ветер, свистевший не переставая, протяжно завыл, приветствуя свою повелительницу, повелительницу сновидений.

30.06.2012.

День десятый

или

«Это трэш, мужики!»

Если бы этим утром во время подъёма на мне были часы, я бы решила, что это утро перед ЕГЭ, ибо встали мы в четыре утра. А в пять, уже умывшись в озере, бодрые и свежие выступили обратно.

Аленьким цветочком полыхал рассвет, вытаскивая из сумрака синие тени гор. Алмазная россыпь росы на листьях, нераскрытых бутонах, ветвях переливалась всеми цветами радуги. Воздух был прохладен, свеж и нов, не раскалился ещё — идеальное время для ходьбы.

У альпинистов спуск труднее подъёма, а у туристов — наоборот. В этот раз мы не ползли по бурелому как престарелые улитки (хотя было иногда, не спорю), а шли по тропе, большой звериной тропе. Попалась нам по пути медвежья лёжка, место, где хозяин тайги провёл ночь и разрытая этим хозяином нора. Перевареный мишкой завтрак или, скорее всего,  вчерашний ужин тоже нами обнаружен. Два раза. Забавно то, что если прошлый раз на перевале перед нами словно промчался табун диких медведей, то и сейчас была аналогичная ситуация. Вот я и шла, стуча ножом по фляге.

К девяти часам утра мы добрались до Орзагая, но выше, не там, где оставляли нашу красную посудину. Белый мох, рыжий мох, красный мох, коричневый мох пружинил под ногами, пока мы окончательно не достигли берега. Чтобы не пропустить лодку, мы двинулись вдоль бережка по течению, хотя в лес забредать приходилось не редко, ища обходные пути трудных участков. Между делом посмотрели на реку Сухой Орзагай, приток Орзагая. Волшебная речушка круто спускалась из огромного скалистого ущелья среди угрюмых деревьев, чтобы слиться с большой рекой.

Вдали показались до боли в ступнях знакомые океаны кустов. Примерно с километр мы продирались по ним, а потом вышли к лодке. Окончательно наплевав на мокрые штаны, я радостно заплюхала к моторке. Наконец-то нормально — не веточкой — почищу зубы! Хотя и веточкой у меня тоже неплохо выходит!

А пока нас не было, в лодке кто-то порылся... С неё был сорван тент. К тому же пропал один из кроссовок Игоря, мирно сушившихся на камнях возле лодки. Не далеко от места преступления были обнаружены медвежьи следы. Вот ворюга мохнатый!

Перекусили мы наскоро приготовленным таёжным вариантом лепёшек, да и отправились в путь-дорожку. Сплавом по Орзагаю. Средняя скорость течения — четыре километра в час, местами шесть. Единственное весло, поломаное и починеное, пошло в ход. В ход пошёл и импровизированный шест. С помощью этих орудий труда и обороны мужская часть нашего коллектива управляла лодкой. Пока течение было смирное. Времени образовалось вдоволь для того, чтобы налюбоваться на лёгкую дымку над гладью реки, поискать взглядом живность по берегам, тщетно попытаться выловить большого ленка и конечно же выспаться.

Бензина было очень мало, поэтому двигатель мы включили, только когда на часах цифры показали пять вечера. Мы помчались, как дым из пакли и... продырявили центральный баллон. Снова.

В любом случае, затратив три с половиной литра из оставшихся пяти, моторка довезла нас до стрелки. Тридцать пять километров Орзагая были позади, а впереди были бурное течение Малого Агула (двадцать семь километров!) и пороги. Высадившись на берег, мы заспорили, заночевать нам или двигаться дальше, надеясь доплыть до своих? Аргументы за и против продолжение сплава были взвешены и мы подобрали два новых шеста для более удобной лавировки меж камней и мелей.

Солнце исчезло, не дойдя до горы, за которой тонуло ежевечерне. Затянули чистый доселе небосвод серые, печальные тучи и впервые на землю пролился их горький плач. На наше счастье, редкий и непродолжительный. Очевидно, объект оплакивания туч был не слишком им дорог. Но небо, взятое в заложники, так больше и не прояснилось.

Проходя пороги (а проходили мы их тоже сплавом, орудуя всем, что под руку попадётся), ещё один упал в воду. Сейчас расскажу подробнее...

Нас несло с первой космической скоростью на камень, и шестого чувства крошечный придаток рискнул вякнуть, мол, надо бы схватиться покрепче. Успев выполнить его наказ наполовину, я почувствовала толчок, а в голове стрелой Робина Гуда мелькнула мысль: «Сейчас свалится Игорь». Игорь, орудующий веслом на носу, не имея возможности уцепиться хоть за что-нибудь, кувыркнулся в поток вместе с веслом. Реакция не подвела, я протянула руку показавшемуся над водой купальщику, и общими усилиями он был втянут обратно. Выловили весло, и Игорь сразу же полез на нос управлять непослушной посудиной и ловить в воде свою шапку. Нахальную беглянку поймали через пять минут. Как раз кончились пороги и мы пристали к берегу. Кто что мог из сухих вещей — пожертвовал потерпевшему. Но у ребят вещи в основном были промокшие, только у меня всё было упаковано в большой полиэтиленовый мешок и сохранилось в целости и сухости.

Начало смеркаться, снова зарядил мелкий дождик, который мы не ощущали из-за речных брызгов. Пару раз нас накрыло особо хитрым перекатом и промокли на этот раз все. Вещей, в которые можно было бы переодеться, ни у кого не осталось, да и нам уже было всё равно. Буквально через каждые десять минут вспоминали любимое словечко Фёдора — трэш. Это значит «безумие, экстрим». Не то, что бы наш сплав был уж совсем экстремальным, но безумным точно был!

На реку с гор спустился туман, небо почернело. Одинадцать вечера. Темень, хоть глаз выколи. Но мы решили плыть до последнего, за каждым поворотом, изгибом Агула надеялись увидеть знакомые палатки... Зубы выбивали военный марш. Огонёк?! Там огонёк костра! Мужики развели его, что бы в темноте мы могли видеть, куда плыть, не иначе!

Бензин был давно и окончательно истрачен, но мы и не собирались появляться с шумом. Вместо этого мы выстроились на лодке, встали навытяжку, замахали флагом, шестами, руками и, срываясь на смех, дружно затянули: «Что тебе сниться, крейсер «Аврора», в час, когда утро встаёт над Невой?»

01.07.2012.

День одиннадцатый

или

Тридцать три.

Насколько знаю, за убийство дают восемь лет. Но за убийство времени не дают и года — у времени свой собственный суд. Но, начихав на всё это, собирались мы долго. Очень долго (были на то причины). Ребята расстраивались из-за промоченых вчера камер и, главное, плёнки, хотя и не теряли надежды всё это добро высушить.

Перевалило за полдень. Тучи, застилавшие небосвод, не пропускали яркого света и грозили дождём, поэтому мы оставили одну палатку на всякий дождливый случай. А пока со скоростью безногого зайца шли сборы, продолжалась рыбалка... Меня тоже научили ловить хариуса на «мушку», но особо стараться не пришлось: пока следишь за удочкой — он не клюёт, как отвернёшься поговорить — сразу хватает «муху».

Злостно, видимо мстя за прошлую солнечную погодку, зарядил ливень. Кто-то упрятался в палатку, кто-то залез под корягу, пережидая бурную истерику неба. Не хватало только грустной лиричной музыки и одинокого печального главного героя на переднем плане. И земля, и вода укутались туманом, ливень перешёл в мелкий арт-обстрел, а вскоре вовсе сошёл на нет. Что ж, господа, пора бы и в дорогу!

Стоит ли описывать процесс спуска лодки по «трубе»? Даже не знаю. А вот описать весёлый сплав на перегруженой лодке стоит. Покалеченый некачественным бензином мотор включался изредка, только подруливать. Сидели мы, словно арбузы в лотке торговца, чуть ли не друг на друге, крепко цепляясь за рюкзаки и соседей, и говорили, мол, трэш продолжается. На порожках и шеверах нас заносило, лодка была не управляема из-за перегруза, мотор барахлил, в добавок, сломался один из шестов. От Махачкалы до Баку туристы катятся на боку, грубо говоря. Даль была сокрыта белым пологом. Агул омелел, кое-где приходилось выкатываться из лодки на берег и обходить коварные мели.

Вроде бы что-то пели для поднятия боевого духа. И хотя такой сплав немного опасен, нельзя не признать, что было весело. На весёлой волне мы доплыли до избушки на Гачаркином ручье. Наступило время радостного перетаскивания мокрых (смотря у кого) вещей на просушку. В несколько ходок дело было сделано.

Я помню, как было велико моё удивление, когда я считала наш улов. Одна, вторая, третья... И вот передо мной, как лист перед травой, предстали в чешуе, как жар горя, тридцать три хариуса. Честно-честно! Их было ровно тридцать три!

Далее мы занялись всеми делами сразу: развешивали мокрую одежду, затапливали печь, осматривали урон от бурундука (прогрызенная во всех местах пачка майонеза на чердаке), искали спрятанную в ручье зелёную кастрюлю с чем-то съедобным, чистили рыбу под яростным налётом и бомбардировкой слонов-комаров. Последнее, и весьма важное дело в три руки (я, Ваня, Вова) было довольно скоро закончено и мужики начали другое не менее значимое — приготовление печёного хариуса. Тем временем я пошла в избу печь к рыбе лепёшки и на завтра в дорожку, а когда закончила, давно стояла (или лежала) ночь. Три часа ровно.

От печки и от газовой плитки кумар в избушке стоял ещё тот. Но мы храбро легли спать. Правда, все взмокли и уснуть не могли. Тогда я открыла дверь и долго сидела, вдыхая прохладный, какой-то особенный воздух, что бывает только ночью.

02.07.2012.

День двенадцатый

или

Сколь верёвочке не виться...

Рано утром, на рассвете, заглянув в соседский лес я не увидела никаких смуглянок, никаких молдаванок, а только дождь и туман. Пока упаковывали вещи, завтракали, прибирались в избе, прятали крупы и макароны — стратегический запас для следующих групп — от мышей и бурундуков, Солнца часы деревянные прохрипели десятый час. Пора.

Как обычно, я уснула под плеск воды в шеверах и открыла сомкнутые негой взоры только тогда, когда мы подплывали к Стрелке. Там, на кордоне, нас радушно встретили инспектора чаем/кофе и пряниками. Но поболтав о том, о сём, рассказав о путешествии и посетовав на непогодицу, мы откланялись, забрали свои вещи, сиротливо примостившиеся под ёлками, прихватили Того-Кого-Нельзя-Называть (легендарный бензогенератор, байки о котором мы травили всё время), погрузили добро в лодку — и адьос, господа!

Продолжился бешеный марафон. Всё происходящее было действительно похоже на марафон, на забег. Вернее, заплыв. Не тот, где спортсмены сами соревнуются, но где их что-то поджимает, заставляет бежать или плыть не вперёд, а назад.. Нас поджимало время — самый неумолимый судья и тренер, не давало оно надышаться перед смертью. Многие очень скучали по дому — тоже неплохой допинг. И вокруг всё словно отринуло нас, вся природа, все духи леса подгоняли, гнали, как волков гонят собаки, а мне так не хотелось расставаться с этим Настоящим Миром. Сосны хмуро взирали с берегов, в их хвое появилось больше серых и чёрных оттенков.

Сколь верёвочке не виться... а всё равно вернёмся. Жаль. Ужасно жаль.

За мрачными, в тон погоде, мыслями я почти и не заметила, как спустились сумерки. «Восславим, братья, сумерки свободы!» — писал один поэт. Ну-ну. Как бы не так. Не свободы, а возвращения из короткого отпуска в рабство...

Мысли мои, как и всегда, прервались на середине.

Прошлый раз, когда мы проезжали кордон Тайбинского заказника, стояло два дома. Теперь же стоял один. На месте второго, большего, чуть дымились угли.

Молния с неба поразила? Лесной пожар? А? Кто виновен? Случай или людская месть? Зависть? Ежу понятно, что этот поджог — дело рук человека или людей. Только... чьих?

Как бы то ни было, мы всё равно принялись за ежевечерние занятия: сушку мокрых вещей и готовку ужина. Заодно растопили местную крохотную баньку и основательно смыли с себя походную грязь и копоть. Все моментально почувствовали себя Людьми. С большой литеры «Л».

Небо подмигивало искорками звёзд и усыпляло, убаюкивало...

03.07.2012.

День тринадцатый

или

По ком звонит колокол?

Записывать уже практически нечего. Вроде бы идёт череда событий, движется неумолимое время, но всё вокруг как-то знакомо и уже описано ранее. Нет, конечно, оно от этого ничуть не утратило своей прелести. Просто стало какое-то домашнее, привычное — нет смысла описывать заново. Впервые я не хотела куда-нибудь уехать, скрыться, а наоборот, не желала возвращаться, словно приросла к этим местам всем своим существом. Умеют Саяны очаровывать и привораживать, умеют, родимые.

К полудню мы уже были на летнике, где нас уже ждали. Слегка навеселе так ждали. С ленком.

Ленок — это не уменьшительно-ласкательная форма имени «Елена», а очень вкусная и большая рыба, её я уже упоминала выше. Мужики ловили ленков на «мыша» (игрушечная мышь-приманка),  один такой мощный лось погрыз приманку и разогнул толстенный крючок-тройник.

Осмысленность действий сменилась тягомотной бессмыслицей, и, чтобы не закиснуть и не слоняться без дела, я решила напоследок немножечко развлечься. Кто-то для этого пошёл бы в ночной клуб с разрывающей уши музыкой, кто-то проведал бы любимую затягивающую игру в Сети, кто-то решил бы проехаться с ветерком и улюлюканьем по дороге. Всего этого бреда в тайге нет. Тем лучше. Я начала делать берестяные грамоты: сидя у костра, брала берёзовую чурку, снимала с неё кору, отделяла тонкие слои коры, чистила их от лишней «чешуи», а потом корябала буковки ножницами. Эффект получился не особый, и я взяла уголёк из костерка, втёрла его в бересту и слегка подчистила, где было надо.

Получилось.

Послание приколотили на сосне двумя свежевыточеными маленькими колышками. Текст послания следующим поколениям был такой: «Группа в составе семи человек проследовала по маршруту «Летний Агул — Кинзелюкский водопад» и вернулась в полном составе обратно. Настроение участников группы самое разнообразное. P.S. В избе на Гачаркином ручье покормите голодного бурундука».

Вот как-то так у меня прошёл этот день. Но когда на бренную землю спустилась тёмная  туманная ночь, когда мужики вернулись с рыбалки (Ваня выловил ещё одного ленка и витал в облаках), когда последние разговоры у костра были окончены, а весёлые листья пламени спрятались в чёрных углях, я уже не боялась вернуться домой.

Если по ком-то звонит колокол, это всегда грустно. Но мой колокол ещё не зазвонил. Рано.

04.07.2012.

День четырнадцатый

или

Последний лист календаря остался на стене.

Последний день — он трудный самый. Морально. И речь вовсе не о конце света. Последний день, когда видишь людей настоящих, мир настоящий и жизнь настоящую.

Сборы, сборы, сборы... Каждый раз, как я упаковывала свой рюкзак и туго затягивала ремни, обнаруживалась потребность в какой-либо вещице. Которая лежала, как можно догадаться, непременно на дне рюкзака. Словно что-то не хотело отпускать меня, заставляя снова и снова разбирать рюкзак.

Игорь с нами не поедет, у него по плану — подъём по Агулу второй группы (Дима и Женя), которую уже завёз Иваныч. Обозначенная группа была готова к бою и ко всем неожиданностям, как она нам заявила. Петрович рассказывал, что их ждёт, но мужики упрямо повторяли, мол, готовы они. Впоследствии оказалось, что не до конца.

Мы окончили сборы и перетаскивали вещи к машинам. В дороге большей частью пели песни, в основном старые, уже забытые новым поколением. Так и прошли девяносто километров до Степановки (там мы затормозили и немного подкрепились), шестьдесят километров до Ирбея. Впереди ещё двести до Красноярска и есть время подумать.

Остановились на берегу реки Кан в Ирбее в ожидании смены машин. Тихое, спокойное место. Но вода в реке уже далеко не той чистоты. Петрович мирно спал в «ВАЗике», Андрей и Ваня обсуждали свои дела, работу, я подводила итоги путешествия.

Так зачем же я ехала и что же я получила от этого? Ответ прост: в тайге, далеко от опостылевшей цивилизации, меняются ценности, обретают чёткость размытые жизненные ориентиры, очищаются мысли, уходят страхи, разум светлеет и проясняется, меняется отношение к людям, познаются многие истины.

Я улыбнулась.

Вопреки известной пословице, место делает человека. Делает Человеком. Точно вам говорю. Просто потом у этого Человека есть простой выбор. Можно сожалеть по былому, пытаясь вернуться в прошлое, прожить (хотя бы мысленно) ещё раз эпизоды своей жизни, моделировать другие варианты развития уже свершённого, продолжая свою обычную жизнь, постепенно забывая то, что узнал и понял когда-то. А можно помнить, не сожалея ни капли (ведь оно всё же было!), можно сохранить полученную чистоту мысли до конца своих  дней и каждую минуту, каждый час менять мир вокруг себя к лучшему.

Я улыбнулась ещё раз.

Пошёл мелкий дождь и мы спрятались от него под мостом.

Только небо умеет плакать искренне, когда слёзы совсем не нужны.

***************************************************************************

Эпилог

Так завершилось наше путешествие на Кинзелюкский водопад. Я получила даже больше, чем хотела и мечтала. Один из кусочков себя.

Может быть, кое-где в моём рассказе допущены ошибки, пропущены кое-какие детали. Может быть, я не всегда верно толковала для себя ситуации или не точно описала некоторые фразы, действия.

Но так я всё видела и так всё запомнила.

Это путешествие ушло в бездну моей памяти, ушло безвозвратно, дописаное в ночь на воскресенье детище пятнадцатилетней девочки, правдивое длинное описание пути в Неведомое, пути на Кинзелюкский водопад.